10-11 апреля 1959 г. "Иттихад аш-Шааб" напечатала статью одного из руководящих деятелей ИКП Бахадина Нури "Почему необходимо участие компартии в правительстве?". Автор статьи исходил из того, что "необходимо влиять на политику правительства не только снизу, путем борьбы демократических сил, но и в самом правительстве через своих представителей" [Цит. по: 29, с. 94]. В конце апреля компартия опубликовала манифест, в котором потребовала полноправного представительства коммунистов в правительстве Касема. Под лозунгом "Коммунистов в правительство!" прошли многотысячные первомайские демонстрации во многих районах страны [39, с. 21].
Всевозрастающий авторитет компартии и развитие национально-демократического движения в Курдистане напугали Касема и национальную буржуазию, которые увидели в нем грозный призрак социалистической революции.
Касем и его правительство стали предпринимать обходные маневры против коммунистов. Тактическим ходом для уменьшения влияния ИКП был избран вопрос о замораживании партийной деятельности в переходный период. Считая свою власть "внеклассовой" и подчеркивая политическую роль армии и необходимость объединения народа вокруг нее, Касем 14 апреля на конгрессе сторонников мира заявил: "Братья! Некоторые обращаются ко мне: "О вождь, мы просим тебя сформировать партию и тем самым спасти нас от разных партий и групп". Я ответил им, что мы переживаем переходный период и что моей партией является весь народ. Я принадлежу партии всего народа" [Цит. по: 29, с. 97]. 23 мая 1959 г. Касем выступил с заявлением, в котором открыто высказался за "временное прекращение в стране партийной деятельности", мотивируя свое предложение заботой правительства о стабилизации внутриполитической обстановки.
ИКП сразу же решительно отвергла путь прекращения партийной деятельности в Ираке. Орган ИКП - газета "Иттихад аш-Шааб" 25 мая опубликовала многочисленные материалы, авторы которых решительно осуждали решение правительства о прекращении партийной деятельности [29, с. 97-98].
Вопрос о "замораживании" партийной деятельности вызвал разногласия и в руководстве Демократической партии Курдистана. Часть руководства ДПК, в том числе и Мустафа Барзани, высказались за "замораживание" партийной деятельности. Она так же опасались дальнейшего усиления влияния коммунистической партии Ирака и, как результат этого, возможности политического раскола общества и социалистической революции. Барзани, как никто другой понимал, чем чревата коммунистическая революция для курдского национального движения.
Другая группа руководящих деятелей ДПК, прокоммунистически настроенных, заявила о своей поддержке тактики ИКП и о решительном несогласии с этим решением. После бурных прений даже было заявлено об исключении последних из рядов ДПК. Однако в конечном итоге взяла верх та часть руководства ДПК, которая выступила против прекращения партийной деятельности [29, с. 97]. В Багдадской газете "Аз-Заман" было опубликовано заявление Демократической партии Курдистана, в котором говорилось: "Мы заявляем решительно о нашем осуждении шага, предпринятого некоторыми лидерами национально-демократической партии (имелся в виду Мустафа Барзани - К.А.), который направлен на прекращение партийной деятельности. Мы рассматриваем этот шаг как удар, направленный в сердце нашей демократической республиканской системы, как действие, которое может быть использовано лишь врагами и их агентами, которые стремятся свернуть нашу республику с ее демократического пути" [Цит. по: 29, с. 97].
В это бурное политическое время в середине мая 1959 г. не без помощи извне из турецко-иранских пограничных районов был переброшен на территорию Иракского Курдистана хорошо вооруженный отряд под командованием Рашида Лолана, который поднял реакционный мятеж. Вступив в союз с известным в пограничном районе Ревандуза авантюристом по прозвищу Лысый Сайд, он стал совершать террористические акты против курдских демократов и их организаций, а также нападения на пограничные посты. Это был четвертый мятеж, организованный реакцией против республики. В создавшейся критической ситуации в район Брадост была отправлена тысяча курдских патриотов для ликвидации мятежа. Этим отрядом лично руководил Мустафа Барзани. Ценой, огромных усилий мятеж был ликвидирован, а его главарь Рашид Лолан бежал в Иран. Обращает на себя внимание тот факт, что почти все реакционные элементы-участники этого мятежа нашли убежище в юго-восточной Турции и в Западном Иране". ДПК в то время выдвинула лозунг: "Превратим Курдистан в кладбище врагов Иракской республики!" [Цит. по: 29, с. 99].
Тем временем продолжала расти напряженность между Барзани и лидерами ИКП. Так, в Курдистане и в некоторых других районах страны даже происходили вооруженные столкновения между отрядами ИКП и ДПК. Причиной тому было отличие политических целей этих партий. Коммунисты предпочитали видеть Курдистан сквозь призму классовых отношений и соответственно всеми силами пытались усилить в нем классовый антагонизм, который привел бы к расколу в курдском обществе и как результат - к классовому противостоянию внутри него. В то же время Барзани активно искал точки соприкосновения для объединения различных слоев курдского общества: национальной буржуазии, интеллигенции, учащихся, рабочих, крестьян и феодалов для объединения их в единое целое ради достижения заветной цели курдов - построения курдского государства [27, с. 19]. Кроме этого коммунисты видели в национальном освободительном движении курдов лишь плацдарм для захвата власти и установления своей гегемонии [27, с. 3]. Так, например, орган ИКП на курдском языке "Азади" отмечала: "Наша партия от имени т. Фахида (Юсуфа Сальмана, генерального секретаря ИКП - К.А.) : требует : добиться права курдов на самоопределение в рамках арабского единства (выделено нами - К.А.)" [Цит. по: 33, с. 172]. Иначе говоря, коммунисты не желали видеть Курдистан по настоящему национально свободным, а желали сохранить его частью арабского мира со всеми вытекающего из этого негативными последствиями: давлением на него арабской националистической политики и культуры, пассивной и активной лингвистической арабизации и т.д. Поэтому, к примеру, признавая, что "курдский народ является неотъемлемой частью курдского народа во всем Курдистане : разделенном между государствами Турции, Ирана и Ирака" компартия, тем не менее боролась против национально-освободительных направлений курдского движения, называя их "националистическими" [33, с. 176, 178].
Кроме этого, следует отметить, что лидеры ИКП были слепыми проводниками политики Москвы в регионе, которая манипулировала партией исходя из своих внешнеполитических интересов. Так, например, призывая руководителей Ирака к "независимой" внешней политике, ИКП тем не менее считала, что Ирак должен установить более тесные связи с СССР как политически, так и экономические [27, с. 27].
Именно по этому вскоре после революции 14 июля Демократическая партия Курдистана выдвинула требование о роспуске курдской секции Иракской компартии [27, с. 21].
Для захвата и свержения правительства Касема ИКП попыталась снова восстановить народный фронт. Однако ДПК и НДП отклонили предложения ИКП объединиться и в итоге в народный фронт вошли организации, уже подконтрольные ИКП. М. Барзани был категорически против участия его партии в антикасемовском блоке, а четыре лидера ДПК, которые публично поддержали Национальный фронт и его программное заявление, были исключены из партии [27, с. 43-44].
В 14 июля 1959 г. было объявлено о реорганизации правительства. Из трех новых министров, введенных в состав правительства, пост министра коммуникаций и общественных работ получил член руководства ДПК Юсеф Ауни. По существу же эта реорганизация была одним из незначительных шагов правительства Касема, призванных заменить курдскую автономию назначением на второстепенные правительственные посты отдельных лиц из руководства ДНК.
А на следующий день 15 июля 1959 г. в Киркуке разыгрались события, поставившие крест на кратком флирте Касема с левыми.
В Киркуке, где проживает значительное тюркское меньшинство, в тот период была сильна пантюркистская партия Туран, которая была форпостом политики Турции и резко выступавшая против предоставления курдам национальных прав и требовавшая отмены 3 статьи конституции. Когда, во время празднеств, посвященных годовщине революции, демонстрация курдов и коммунистов проходила через тюркские кварталы - на нее напали "туранисты". Они сначала бросали камни и палки, а потом открыли огонь. В результате было убито и ранено 37 человек. Тогда курды и коммунисты призвали к оружию находившуюся в их руках милицию и устроили погром всем своим врагам. В течение трех дней в Киркуке шли кровавые столкновения между курдами, арабами и туркменами, пока они не были прекращены вмешательством армии. Число жертв было очень значительно. Весть о "киркукской бойне" вызвала возмущение арабской общественности. Касем же лично был возмущен тем, что коммунисты даже для проформы не запросили у него никакой санкции на расправу, тем самым, продемонстрировав, до какой степени они считают себя хозяевами положения. С левым влиянием на иракскую политику было покончено [3].
Гонения на ИКП были, в общем, с удовлетворением встречены в ДПК, так как поначалу пошли ей более чем на пользу. ДПК приобрела де-факто монополию на легальную политическую деятельность в Курдистане и вообще стала самой крупной легальной партией в стране. 1 января 1960 г., с выходом нового закона о партиях, она была благополучно зарегистрирована, тогда как ИКП и БААС в регистрации было отказано [29, с. 110-111]. 5-10 мая состоялся съезд Демократической партии Курдистана. Он проходил под лозунгом "сплочения, патриотических сил страны для осуществления целей Июльской революции". На съезде, который формально носил учредительный характер, как этого требовал закон о партиях, было решено, что "партия и впредь будет бороться в защиту бессмертной Иракской республики под мудрым руководством генерала Абдель Керим Касема" [Цит. по: 29, с. 114-115]. На съезде в большом количестве произносились дежурные речи во славу "единственного вождя" Касема [3].
Однако новый курс правительства на национализм с весны 1960 г. начал затрагивать и курдов. Первоначально антикурдская пропаганда велась неофициально и полуофициально, при скрытом покровительстве властей. На стенах домов в Багдаде появились надписи: "Ирак - родина арабов и мусульман, а не курдов и христиан!", "Барзанцы, вон с нашей родины!" [3]. Банды, организованные насеристами, при поощрении правительства, стали нападать на отделения ДПК и ее активистов.
В августе 1960 г. Центральный Комитет ДПК решил отметить 15-ю годовщину курдского восстания в Ираке 1943-1945 гг., направленного против монархического режима и английского империализма. Предпринимая этот шаг, ДПК намеревалась продемонстрировать свою решимость бороться за удовлетворение национальных требований курдов. В августе газета "Хабат" опубликовала заявление Мустафы Барзани по этому поводу. "Восстание в Курдистане, - писал он, - было направлено против империализма и реакции в защиту прав всего иракского народа. Оно было одной из составных частей национально-освободительной борьбы народа Ирака. Целью повстанцев было уничтожение гнета колонизаторов и возвращение иракскому народу попранных империализмом прав" [Цит. по: 29, с. 116]. Вспоминая о событиях в пребывании в Советском Союзе Барзани писал: "Когда мы прибыли в Советский Союз, мы нашли в этой стране всестороннюю помощь, сочувствие и поддержку... Мы, курдские повстанцы, изгнанные из своей страны империализмом, навсегда сохраним в своей памяти теплые воспоминания о пребывании в Советском Союзе, чувство благодарности и признательности по отношению к советскому народу" [Цит. по: 29, с. 116].
К концу 1960 года такие нападения происходили даже в самом Багдаде. Тогда же правительственные суды вдруг выдвинули обвинения в "незаконных убийствах" против участников подавления мятежа в Мосуле, которые в свое время за это были награждены правительственными орденами. Множество из них было приговорено к длительным срокам каторжных или тюремных работ, а 58 приговорены к смертной казни [29, с. 117].
Такое развитие событий с самого начала обеспокоило Барзани. Будучи в Москве на ноябрьских торжествах, он попытался найти поддержку у советского правительства против Касема и просил повлиять на иракского лидера. Однако в Москве Касема рассматривали как "прогрессивного", но колеблющегося деятеля, и если и Москва и желала оказать на него давление, то только чтобы привести коммунистов ко власти. Барзани же Москва перестала считать представителем своих интересов на Ближнем востоке. Попытка наладить отношения с Касемом - "единственным вождем" кончилась безрезультатно. Их последняя бурная беседа длилась три часа и не привела к желаемым результатам [29, с. 119].
Газета "Хабат", рупор ДПК, отвечая на шовинистические выступления печати и официальных кругов в Багдаде, писала: "Курдский народ клеймит позором призывы к слиянию и ассимиляции, направленные на то, чтобы покончить с курдами и Курдистаном... Курды не могут хотеть единства, которое не принесет им ничего, кроме рабства, лишения своих национальных прав и отрицания их нации, кроме огня, меча и цепей тюрьмы" [Цит. по 29, с. 120].
В декабре "Хабат", отвечая на эти выходки, опубликовала статью "Курдская нация". Главный редактор газеты Ибрагим Ахмед тотчас был обвинен в стремлении расколоть единую иракскую нацию и получил повестку в суд. В суд он не явился. В результате он вынужден был уйти на нелегальное положение и бежать в горы Курдистана. Против него и его помощника Талабани было возбуждено новое дело, на этот раз уголовное по обвинению в убийстве. Между тем в Багдаде перед штаб-квартирой ДПК прошла демонстрация арабских националистов, которые попытались ворваться в здание и устроить погром. Они, однако, были отбиты вооруженной охраной, состоявшей из 100 испытанных барзанцев [3].
Тем временем в Багдадской, Мосульской, Киркукской и других провинциях стали появляться террористические банды, в задачу которых входила расправа с арабскими и курдскими демократами. На стенах ряда городов появились лозунги: "Союз ценою крови!", "Курды берегитесь!", "Да здравствует спаситель Насер!" [29, с. 117].
В декабре было решено, что партийной верхушке слишком опасно оставаться в Багдаде и накануне нового 1961 года Барзани уезжает в Курдистан.
В антикурдскую кампанию включились не только правительство и местные власти, но и правая печать. Наиболее характерным примером в этом отношении является нашумевший номер полуофициальной газеты "Ас-Саура" от 17 февраля 1961 г. Газета, при благосклонной позиции официальных кругов Багдада, опубликовала статью, призывающую "покончить с заигрыванием с курдами" и "растворить курдскую нацию среди арабов" [Цит. по: 29, с. 120]. По словам газеты: "тот, кто относится к курдской, негритянской или армянской расе, но проживает среди арабов, является арабом по велению действительности" [Цит. по: 29, с. 120]. Некоторые журналисты требовали, по турецкому примеру, вовсе запретить слово "Курдистан" [3].
В марте 1961 г. по приказу министра внутренних дел Ирака был закрыт центральный орган ДПК - газета "Хабат". К этому моменту тираж газеты вырос с 800 экземпляров в начале революции до 14.000. Вслед за этим был закрыт еженедельник "Курдистан"-приложение к газете "Хабат". Иракские власти выдали ордера на арест лидеров ДПК Ибрагима Ахмеда и Джалала Талабани. Правительство Касема отдало также распоряжение о закрытии организации Демократической партии Курдистана в Киркуке и Мосуле, а затем и в других городах Курдистана. Проводя дискриминационную политику в отношении курдского народа, правительство ограничило, а затем полностью запретило деятельность профсоюзных, молодежных, учительских и женских организаций в Курдистане [29, с. 120-121]. Под различными предлогами курдских демократов, в первую очередь членов ИКП и ДПК, увольняли с работы, а затем либо переселяли в арабские районы, либо арестовывали. В массовом порядке освобождали курдских чиновников от занимаемых должностей и переводили в южные районы страны.
Весной 1961 г. члены ДПК перехватили оружие, отправляемое Касемом заклятому врагу демократического движения страны, реакционеру, курдскому феодалу Махмуд Зибару. Вслед за запрещением газеты "Хабат" правительство запретило издание еще трех курдских журналов - "Хетаб", "Жин" и "Данге курд", при этом издатели этих журналов были высланы на юг страны [29, с. 120-121].
Тем временем уже сам Касем стал делать заявления антикурдского характера: "Ирак во-первых и в последних является родиной арабизма...", "...по происхождению курды - это арабы..." [3].
14 мая 1962 г. Касем вывел из состава правительства последних остававшихся там представителей "гражданских лиц" и скомплектовал кабинет из верных ему военных и "технических специалистов". Следует, однако, отметить, что хотя фактически Касем, начиная с середины 1959 г., поощрял деятельность реакционных сил, он официально неоднократно заявлял, что "полон решимости бороться против реакции в стране" [Цит. по: 29, с. 121].
В июне 1961 г, была образована делегация курдских демократических организаций, которая должна была встретиться с Касемом и представить ему требования курдского населения по ряду вопросов. Характерно, что в числе требований были жизненно важные вопросы экономического характера - пересмотреть государственные цены на табак, который являлся одним из основных источников дохода курдского крестьянина, последовательно проводить аграрную реформу с учетом условий Курдистана, а также запретить переселение арабских племен на курдские земли. Делегация прибыла в Багдад, но несмотря на все старания, Касем ее не принял [29, с. 122].
Подобные события не могли не вызвать недовольство курдов. Курдистан кипел. Политбюро ДПК несколько раз обращалось к Касему по вопросу о напряженном положении в Курдистане. В своем развернутом меморандуме от 30 июля 1961 г., озаглавленном "Серьезность положения в Курдистане", ДПК указывала основные причины обострения положения и наметила конкретные меры для ликвидации кризиса. В 13-ти пунктах этого меморандума была изложена четкая программа реализации внутренней автономии курдов. Суть этих требований сводилась к следующему: положить, конец "переходному периоду" и восстановить демократические свободы; четко определить автономные права Курдистана; открыть начальные школы во всех районах Иракского Курдистана и средние учебные заведения с преподаванием на курдском языке; назначить губернаторов в Курдистане из числа курдов; создать радиостанцию в Сулеймании для радиопередач на курдском языке; создать курдский научный центр-академию и департамент по вопросам просвещения в Курдистане; начать строительство двух: основных дорог в Курдистане, которые бы обеспечили возможность перевозки и продажи сельскохозяйственных продуктов; открыть больницы и медицинские пункты в курдских районах; выделить часть доходов, получаемых от эксплуатации недр страны,, для развития курдских районов; положить конец дискриминационной политике в отношении курдов в офицерских школах [29, с. 127]. Однако Касем и его правительство оставили и этот меморандум без ответа.
Негодование было всеобщим, его причины не сводились ни к отношениям между Касемом и Барзани, ни даже к националистическому курсу правительства. Был еще один, довольно важный, момент. Дело в том, что провозглашенная в сентябре 1958 г. аграрная реформа породила большие надежды в сердцах курдских крестьян. Надеждам этим, однако, не суждено было сбыться. Закон был разработан с опорой на реалии равнинного Ирака, и в результате большая часть (в некоторых районах до 85 %) крупных курдистанских владений подпадала под декларированный законом земельный минимум и разделу между крестьянами не подлежала. Проблема крестьянского малоземелья, таким образом, оставалась во всей силе, и это вызвало целую серию непрерывных волнений. К концу же лета 1961 года волнения приняли такой размах, что в некоторых районах жители изгнали жандармерию и местную администрацию.
Летом на севере Ирака начали концентрироваться войска. Барзани один за другим направлял Касему меморандумы, в которых формулировал свои требования: окончание "переходного периода" и созыв Учредительного собрания, восстановление демократических свобод, определение автономных прав Курдистана, открытие в нем начальных и средних школ с обучением на курдском языке, открытие в Сулеймании курдской радиостанции, создание курдской академии, ряд конкретных требований по хозяйственному развитию Курдистана и другие. В то же время, Барзани через своих представителей в Багдаде тайно запросил СССР прислать ему как можно больше оружия.
Правительство поначалу надеялось расправиться с Барзани руками самих курдов. Для этой цели был призван некий шейх Рашид Лолан, который еще в мае 1959 года поднял мятеж против Касема, но был без особого труда разбит Барзани и бежал в Иран. Теперь тот же Лолан, но уже с благословения и при поддержке Касема, вновь появился в Курдистане. Барзани, однако, снова не составило труда разбить его и выгнать, на этот раз в Турцию [3].
В конце августа 1961 г. Мустафа Барзани направил еще один меморандум иракскому правительству, который содержал также вышеупомянутые требования. На этот конструктивный шаг Касем ответил отправкой новых контингентов войск в Курдистан. В частности из Киркука в район Сулеймании было отправлено крупное войсковое подразделение. В это время вооруженные курдские отряды во главе с Аббасом Мамандом в районе Дербенди Хан приостановили продвижение правительственных войск. Английский автор Дерк Киннен считает это событие "первым вооруженным столкновением между правительственными и курдскими силами" [Цит. по: 29, с. 128].
1 сентября было официально объявлено о начале в Северном Ираке осенних маневров. В это время там была сосредоточена половина иракской армии - 25 тыс. солдат и полицейских. Части 2-й бригады, дислоцировавшейся в Киркуке, были двинуты на Барзан. Складывалась столь знакомая Барзани ситуация, в точности повторяющая август 1945 года [3].
Барзани направил Касему свой последний меморандум, чтобы окончательно заявить свою позицию накануне столкновения так как верить в возможность разрешения конфликта мирным путем не мог уже никакой оптимист. Меморандум кратко резюмировал основные требования ДПК: положить конец "переходному периоду", дать курдам автономные права, восстановить во всем Ираке демократию "во имя народа". Барзани обещал, что не начнет боевые действия первым и будет ждать ответа. Касем пообещал "обдумать" меморандум.
7 сентября район Барзана подвергся первой бомбежке. В тот же день произошли первые стычки между курдами и правительственными войсками. Но началом курдско-иракской войны, тем не менее, считается другой день - 11 сентября. В этот день началась массовая бомбардировка не только Барзанского, но и многих других районов Курдистана. Барзани, под руководством которого в тот момент находился отряд в 600 человек, провозгласил всеобщую добровольную мобилизацию во имя защиты Курдистана. Спешно стали формироваться партизанские отряды. Для этой цели во все районы Курдистана разъехались члены Политбюро ДПК.
Новая бомбардировка произошла 15 сентября. На этот раз, она сопровождала начало войсковой операции. 25-тысячная армия, со всеми своими танками, самолетами, тяжелой и реактивной артиллерией двинулась против курдов.
С первых же дней войны иракские вооруженные силы стали подвергать варварскому обстрелу не только районы восстания, но и мирные курдские города и села. Военно-воздушные силы проводили опустошительные бомбежки в районах Пиждара, Шахризура,. Дербенди Хана и др. Это привело к тому, что добровольческая армия Барзани начала очень быстро расти. Если в первые дни в отряды Мустафы Барзани на тот момент насчитывали несколько сот человек, то впоследствии она настолько возросла, что стала не только маневрировать, но и оказывать серьезное сопротивление действующей армии [29, с. 132].
В тот же день, 15 сентября, багдадское радио впервые объявило о "начавшемся мятеже на севере, каковой мятеж был "движением империалистов и реакционеров". Правительство заверяло, что бунту будет положен конец в течение нескольких дней" [3].
В свою очередь генерал Барзани 20 сентября 1961 г. через своих представителей распространил в Ираке и за его пределами заявление о драматических событиях в Курдистане. В заявлении описывалась ужасающая картина варварских действий иракских вооруженных сил не только против повстанцев, но и мирного населения. Руководство ДПК обратилось также в Организацию Объединенных Наций с призывом вмешаться и содействовать заключению справедливого соглашения между курдами и правительством. Одновременно оно обратилось в Комитет защиты прав человека, Международный Комитет Красного Креста, Комитет солидарности стран Азии и Африки с призывом приложить усилия для приостановления кровопролития в Курдистане. Однако все эти шаги не дали положительных результатов. Война в Курдистане разгоралась.
В это время Иракское правительство установило строжайший контроль за информацией о событиях в Курдистане. Это было одной из главных причин того, что в иностранную прессу часто проникали сообщения противоречивого характера. Этой цензурой правительство стремилось умалить роль и значение национально-демократической борьбы курдов, не допустить правдивой информации о ее развитии.
Все официальные издания и правительственные газеты по существу были заняты дезинформацией, публиковали вымышленные сообщения, не имевшие ничего общего с истинным положением вещей в Курдистане. "Руководитель курдского восстания Барзани, - писала, например, газета "Аль-Ахд аль-Джадид", - скрылся после поражения. Другой руководитель восстания - Аббас Маманд и некоторые его сторонники убежали в персидские горы" [Цит. по: 29, с. 34].
Несколько дней спустя, 23 сентября, Касем дал длившуюся пять часов пресс-конференцию, на которой заявил о победе над повстанцами, обвинил в инспирировании "мятежа" англичан и американцев и пригрозил закрыть британское посольство за то, что англичане якобы выделили Барзани 400 тыс. фунтов стерлингов. Одновременно Касем заверил, что "этот империалистический заговор будет уничтожен в течение одного-двух дней". И действительно, в газетах появились сообщения, что "мятежники" разгромлены, а сам Барзани - то ли бежал в Иран, то ли убит. Сообщения такого рода с тех пор публиковались с завидной регулярностью, причем к концу следующего, 1962 г. Барзани успели "убить" не менее шести раз [3].
В действительности картина была иной. Несмотря на превосходство правительственных сил и их возрастающее давление, повстанцы не только успешно защищались, но и предприняли целый ряд успешных операций. Отряды Барзани заняли несколько стратегических пунктов и окружили город Амадию. Затем повстанцы напали на Дохук, расположенный примерно в 60 км к северу от Мосула. Они заняли также пограничный пост Фаим Хабур на Тигре, на стыке границы Ирака, Турции и Сирии. Небольшой иракский гарнизон этого поста был разоружен курдами [29, с. 134].
Сразу же после начала военных действия Барзани обратился за помощью к СССР. Он просил оружия, которого ему особенно не хватало в тот момент. Так вспоминает об этих событиях А.В. Киселев: "... когда разрабатывалась операция по доставке оружия в Курдистан, - наши руководители посмотрели по объективкам - вот, с морем человек имел дело, а тем более почти три недели провел среди курдов, они его знают лично. И я, под видом корреспондента, оказался в Иракском Курдистане.
Ситуация складывалась очень остро, и встречи с Барзани были неоднократными. Причем по совершенно четко сформулированным курдской стороной проблемам ...
Встречи с Барзани, как правило, с курдской стороны обслуживали несколько человек, а с нашей я был один. Встречи носили конспиративный характер. Впрочем, мне ничего не угрожало: ехали куда-то на перекладных, разными способами, пересаживаясь с машины на машину. Барзани встречал меня довольно строго. Здесь сказывалась, очевидно, и некоторая разница в положении, и возрастной разрыв - все-таки он был значительно старше. Я понимал, что время всегда лимитировано, и надо быть достаточно экономичным, при этом успеть максимум информации - и заранее продумывал каждый тезис, даже акцентировку: что выделить, что подчеркнуть. Докладывал четко, продуманно. Он очень внимательно, никогда не перебивая, выслушивал. При этом он очень пристально всматривался в меня, видимо, высчитывая соотношение сказанного с действительностью. Нет ли чего недосказанного? Вопросов не задавал, давал возможность выговориться до конца. "Все?" "Все". Некоторые слова он говорил по-русски: "да", "нет", "хорошо" и т.д. Но полностью ни одной беседы по-русски с ним не было. Разговаривал со мной он всегда через переводчика, причем перевод понимал - это было очевидно по мимике, взгляду. Но тут, видимо, сказывалась осторожность: он стремился, чтобы его мысли не могли быть неверно истолкованы, чтобы они были доведены максимально точно, а это гарантировало только общение через переводчика. Он знал, что все, что им сказано, буквально в этот или ближайший день пойдет телеграфом в Москву. Так что нужны будут четкие формулировки. Он их и давал, как я понимаю, на хорошем курдском языке, переводчику, а тот мне их точно излагал. В меру возможностей я что-то отмечал, а главным образом записывал на собственный "магнитофон" в голове. Иногда, отведя глаза, он позволял себе улыбнуться - когда говорилось что-то приятное в его адрес, добрые слова, естественные в наших отношениях. Но и это он воспринимал достойно, без каких-то излишних эмоций - лишь с легкой улыбкой. Всегда беспокоился: как обстоят дела? Нет ли каких-то крайне острых проблем? Нужна ли помощь? А помощь была нужна в выяснении различных обстоятельств, но я его этим никогда не утомлял, а все передавал его службе безопасности: "ребята, я чувствую, вот здесь не совсем хорошо, дайте мне установку, как вести себя с такими-то людьми, или в таких-то ситуациях". Но Барзани сам был тонким, умным оперативником-конспиратором. Видимо, многолетняя борьба в условиях подполья обострила в нем чувство опасности и позволяла ему давать четкие рекомендации по различным практическим вопросам.
Он очень живо интересовался новостями в Москве. Ему докладывали сводки радио. Но был какой-то комплекс вопросов, которые ему хотелось услышать от живого россиянина, с неофициальной интерпретацией. К России он относился в высшей степени положительно, и никогда в нашем общении я не слышал даже намеков на какие-то неблагоприятные обстоятельства его жизни в Союзе. Вообще нужно отдать должное: диапазон его интересов всегда выходил за узконациональные рамки. И это не могло не импонировать.
... Он был - вождь по происхождению. Не скажу, чтобы он был высокомерен, но он был сдержан, подчеркнуто деликатен, он не позволял ни себе, ни при нем каких-то грубостей: В этом сказывались и восточные нормы, и его личный характер. В беседе он был также очень сдержан, и, имея какие-то теневые моменты, не выпячивал их, излагал достаточно деликатно, а иногда и опускал.
За 45 лет службы я насмотрелся на всяких начальников - мне есть с кем сравнивать. Так вот: я никогда не видел в нем никакого высокомерия по отношению к подчиненным, никакой начальнической фанаберии. Но ему достаточно было повернуть голову, чтобы дать подчиненным почувствовать свою волю.
Кстати, он был несколько медлителен, резких движений не делал, и даже если слышал, например, за спиной резкий звук - он медленно поворачивал голову и затем спокойно возвращался в прежнюю позу. Во всех движениях, как и в действиях, у него была размеренность, спокойствие, четкость. Это создавало о нем впечатление как о человеке строгом, требовательном.
Что особенно поражала меня в его стиле руководства - исключительная четкость организации. Я уже достаточно пожил на Востоке, чтобы заметить, что там пунктуальность не принята. Иной раз человек не приходит на условленную встречу, ты рвешь на себе волосы, мечешься, не знаешь, что и думать - а он, оказывается, "немножко опоздал". Так вот, Барзани тут был исключением. Время, место, условия, порядок - все было расписано, все было определенно, и никогда никаких сбоев не происходило.
Как я уже говорил, встречи с Барзани были редки, в основном я общался с ребятами из его разведки - хорошие хлопцы, большей частью из побывавших в Союзе, они прекрасно владели русским языком. Очень добрые, смелые ребята... Работать с ними было одно удовольствие. И я скажу: если бы судьба свела меня с ним второй, третий, пятый раз, я бы пошел, не моргнув глазом, зная, что на них можно положиться.
В заключение одной из наших конспиративных встреч Мустафа Барзани сказал мне: "Мы будем высоко нести знамя освободительного движения. И если в этой борьбе нам придется погибнуть, то последний курдский воин не выпустит его из рук". Мне кажется, именно это и было его главным жизненным кредо" [26].
Первое время под руководством и в союзе с Барзани действовало много арабов. Особенно много было арабских коммунистов, бежавших от Касема. По этой причине пытаясь привлечь их на свою сторону Барзани всячески подчеркивал, что ДПК - часть общеиракского демократического движения. Для демонстрации своего иракского патриотизма и лояльности "Республике", он первое время даже оставлял на месте в подконтрольных районах присланных из Багдада чиновников. Политика неповиновения центральным властям ДПК была названа "курдской революцией 11 сентября". Официальная же партийная формулировка ее целей и задач была дана на состоявшемся вскоре пленуме ЦК была следующей: "Революция есть не что иное, как борьба Курдистана против диктатуры и агрессии, за демократические права иракского народа и национальные права курдского народа (автономия в рамках единого Ирака)". Более лаконично это было сформулировано в знаменитом лозунге: "Демократия Ираку - автономия Курдистану!". Однако впоследствии, разуверившись в возможности мирного существования курдского и арабского этносов в рамках одного демократического государства без того, чтобы один этнос не пытался ассимилировать другой, Барзани бросил другой лозунг, подхваченный в массах курдов: "Курдистан или смерть!" [3].
Но вернемся к ситуации в Курдистане. Общая численность партизан в сентябре оценивалась в 5 тысяч человек. Но ряды их постоянно росли, и в ноябре силы повстанцев уже увеличились настолько, что было объявлено о создании Освободительной Армии Курдистана. Об этом росте в первую очередь "заботились" сами правительственные силы: бомбежки мирных деревень, в том числе напалмом, зверские насилия и бессудные расстрелы всех заподозренных в сочувствии повстанцам действовали сильнее, чем все партийные агитаторы, вместе взятые. Сразу же с началом военных действий, были закрыты все общественные организации в Курдистане; правительство даже запретило государственным служащим носить национальную курдскую одежду [3].
В соответствии с ранее принятым планом, армия разрезала район восстания на две части. Повстанцами было образовано два "фронта": Северо-западный (Барзан-Захо-Дохук), которым командовал сам Барзани, и Южный (Сулеймания-Эрбиль-Киркук-Ханекин), которым командовал Ибрагим Ахмед. Барзани повел наступление на район Мосула, где он пользовался большим авторитетом и поддержкой. Ему удалось сильно увеличить свои отряды за счет мосульцев. Одновременно партизаны окружили Амадию, атаковали Захо, заняли и разоружили пограничный пост Фаим Хабур на стыке границ с Турцией и Сирией [3].
В ноябре 1961 г. правительство Касема опубликовало очередное ложное сообщение "о ликвидации курдского заговора". В подтверждение этого было сообщено, что "высшая комиссия" начала расследование дела "17-ти участников мятежа", в числе которых упоминался сын Барзани Лукман Барзани. Генерал-губернатор Ирака издал приказ о конфискации имущества ряда курдских деятелей, "участие которых в восстании было доказано" [Цит. по: 29, с. 135].
Следует отметить, что против Барзани воевали не только войска и полиция, но и завербованные правительством курды, которым патриоты дали презрительную кличку "джаши" ("ослы"). 4-13 ноября Барзани одержал над карателями крупный успех: в семидневных боях к северу от Мосула, где он сумел разгромить 2 полицейских батальона и основные силы "джашей": всего до 2,5 тыс. человек. Это было результатом хорошо спланированной операции, получившей название "операция Гали Завета" (Гали Завет - ущелье под Захо, известное в курдской истории как место засад). Вскоре после этого войска были отведены на зиму в равнинные части, оставив под охраной только коммуникации. Барзани оказался полным хозяином гор [3].
Тем временем для укрепления своего режима в ноябре Касем решил помиловать ряд политических деятелей, осужденных за антиреспубликанскую деятельность. В их числе был и Абдель Салям Ареф. Согласно приказу Касема от 21 ноября 1961 г. Ареф восстанавливался в армии и в офицерском звании. Ареф провел пять часов с глазу на глаз с Касемом в кабинете генерального штаба вечером 26 ноября и что он совершил вслед за этим прогулку по Багдаду, сидя рядом с премьер-министром в его машине. Затем они вместе закончили свою прогулку в личной резиденции Арефа, где Касем провел некоторое время, прежде чем вернуться к себе.
С 18 по 23 декабря 1961 г. состоялся пленум ЦК ДПК. Центральный комитет ДПК обсудил вопрос о положении в Курдистане и в Ираке в целом, определил задачи партии и курдского движения в новых условиях. Пленум ЦК ДПК правильно характеризовал политическую обстановку в стране и выработал соответствующую тактическую линию. В решении ЦК ДПК характер и цели курдского движения были определены следующим образом: "Движение, начатое 11 сентября, не является простым военным сопротивлением давлению правительственных войск. Оно имеет гораздо большее значение, является по существу частью общедемократической, революционной борьбы всего иракского народа. Революция есть не что иное, как вооруженная защита Курдистана против диктатуры и агрессии, за демократические права иракского народа и национальные права курдского народа (автономия Курдистана в рамках единого Ирака)" [Цит. по: 29, с. 136].
К этому времени ему через Сирию была нелегально переправлена партия оружия из СССР, запрошенного им еще до начала военных действий. Руководил операцией молодой сотрудник КГБ Александр Киселев, который затем, под прикрытием журналистской аккредитации, остался в Курдистане для связи с Барзани. В изданной им недавно книге воспоминаний "Секретная миссия на Ближнем Востоке" есть интереснейшее с бытовой точки зрения описание встречи с Барзани в этот период. Барзани находился в высокогорном селении, куда и доставили автора: "Стряхнув пыль, умывшись... вошли в саклю. В ряду других она не внешне не отличалась ничем, но внутреннее убранство поразило. Непосредственно под крышей дома располагалась лишь просторная прихожая, а длинная анфилада комнат уходила куда-то вглубь скалы - несомненно, на этом месте была когда-то естественная пещера, ибо вручную выбрать столько скальной породы было бы непосильно. С трудом отворив массивную дверь, Табуни пригласил в смежную комнату, сплошь укрытую коврами... В углах большой комнаты, разбрасывая во все стороны мягкий свет, стояли торшеры, у стен на невысоких тахтах лежали мягкие валики - подушки. Низкий столик уставлен подносами с едой и фруктами.
Вошли Барзани, Хушави и Бомарни. На всех была одинаковая, цвета хаки, хлопчатобумажная униформа. Муса и Фуад в обычных брюках и крепкой обуви, на генерале шаровары с широким матерчатым поясом и мягкие лайковые чувяки.
Обменявшись рукопожатиями и традиционными улыбками, Барзани сел на тахту, предложив мне место рядом. Фуад - ему отводилась роль переводчика - сел на пол между нами. Генерал, глядя попеременно то на меня, то на Фуада, сделал по-курдски короткое вступление, закончив его понятным всем присутствующим русским восклицанием: "Очень хорошо!", вызвавший общий смех. Бомарни перевел: "Товарищ Барзани просит передать советскому руководству благодарность всего курдского народа за братскую помощь. Все, что мы получили, нам крайне необходимо, такую поддержку мы будем приветствовать и впредь. Трудную операцию, в которой участвовал и наш гость, мы вместе провели, если сказать по-русски, очень хорошо"" [Цит. по: 26].
Вскоре А.В. Киселеву неожиданно привелось спасти жизнь Барзани. К весне правительство начало подготовку к наступлению на повстанцев. Еще в январе была провозглашена амнистия, после чего от командующего Киркукским военным округом генерала Шукери поступило предложение начать переговоры. Между тем по каналам Москвы пришло сообщение, что, во-первых, правительство готовится к операции по полному уничтожению повстанцев, а во-вторых, что в стане Барзани у него есть информатор - человек из ближайшего окружения генерала, работающий на английскую разведку (англичане, еще владевшие тогда нефтяными разработками в Курдистане, были кровно заинтересованы в прекращении восстания). Это последнее обстоятельство затрудняло доступ А.В. Киселева лично к Барзани, однако, буквально в последний момент, он сумел окольным путем передать необходимую информацию.
Местом личной встречи Барзани с Шукери было назначено небольшое горное селение. В марте в условленный день там приземлился вертолет с двумя иракскими офицерами (майором и полковником), который сообщили, что являются членами делегации, тогда как генерал Шукери несколько задерживается. Казалось, никакой опасности Барзани угрожать не может, так как присланные офицеры фактически являлись заложниками в руках курдов. И тем не менее, Барзани неожиданно не только для них, но и для собственного окружения заявил, что перенес место встречи, и пригласил офицеров на новое место не называя его. Вскоре после этого в небе появились тяжелые бомбардировщики. Первым делом они снесли с лица земли дом, в котором, как ранее заявлял Барзани, он был намерен вести переговоры, а затем стали методично уничтожать селение. После этого был высажен парашютный десант: автоматчики оцепили горящие развалины, вытащили из подвалов всех уцелевших жителей, согнали в амбар и расстреляли, а амбар подожгли. Все это происходило на глазах Барзани и его свиты, в том числе двух иракских офицеров, которых их командование обрекло на гибель вместе с Барзани, цинично отведя им роль "подсадных уток". Когда иракцы поняли, что происходит - они в ярости сорвали с себя ордена и погоны и швырнули их в пропасть [3].
Тотчас после этого началось наступление иракцев: предполагаемое убийство Барзани должно было дать сигнал к началу операции. Наступление сопровождалось новыми массированными бомбардировками и расправами над жителями. Корреспондент "Трибюн" писал тогда: "Повстанцы часто спускаются в деревни для получения продовольствия, оружия и проч. Правительственные самолеты прилетают, чтобы уничтожить эти деревни, но обычно успевают это сделать только после того, как повстанцы уйдут оттуда. В результате имеются большие потери среди населения, в том числе женщин и детей... Войска прибывают вслед за бегущими из деревень курдами, чтобы грабить лавки и дома в отместку за помощь, оказываемую повстанцам" [Цит. по: 3].
Но в общем надо заметить, что "грабить лавки и дома" - это было единственное, что иракцам удавалось с успехом. Темные иракские крестьяне, в основном шииты с Юга, были слишком невежественны, чтобы проникнуться высокими идеями арабского национализма, и вообще плохо понимали, ради чего их гонят под пули. Французский журналист Жан Прадье передает их ход мыслей таким образом: "Почему я должен идти в горы? Пусть Барзани там живет... Я - человек равнины, я даже не знаю их языка" [Цит. по: 3]. Иракский офицер докладывал: "Солдаты не слушаются нас. Радисты говорят, что сигналы слабые и они не могут принимать сообщения. Водители танков не выполняют приказов, жалуясь на слишком сильную жару. Водители броневиков говорят, что машины стары, на них невозможно маневрировать. Моральное состояние солдат подорвано" [Цит. по: 3]. Солдаты-курды при первом удобном случае переходили на сторону партизан, иногда даже группами. В результате правительство старалось не вводить войска в непосредственное столкновение с партизанами, предпочитая использовать авиацию и артиллерию. Что же касается курдов, то они в сою очередь постоянно подчеркивали, что ничего не имеют против арабов и воюют лишь против "диктаторского режима". Пленных они отпускали, предварительно взяв с них подписку с приложением фотографии не участвовать в боях в Курдистане и предупредив, что, попав к ним в следующий раз, солдат будет расстрелян. Иногда их даже сопровождали до родной деревни. При этом надо заметить, что взятые правительственными войсками партизаны как правило расстреливались на месте [3].
В мае 1962 г. представители ДПК в Бейруте распространили листовки за подписью М. Барзани, в которых содержался призыв к прекращению кровопролития в Курдистане. "Мы призываем оказать содействие, чтобы прекратить акции иракских вооруженных сил, которые бомбят курдские деревни, сжигают посевы, уничтожают окот" [Цит. по: 29, с. 143]. В одной из листовок отмечалось, что "курды не хотят воевать против арабов, а всего лишь сопротивляются давлению Абдель Керим Касема и добиваются создания конституционного правительства, которое в рамках единого иракского государства признает автономные права курдов" [Цит. по: 29, с. 143]. Через некоторое время руководитель курдского национально-демократического движения через своих представителей опубликовал новое обращение к международной общественности. В этом документе, который был опубликован в прогрессивной печати ряда стран, говорилось: "О, сыны человечества, народы мира! Как сын курдского народа, как преданный иракский гражданин, от имени всех повстанцев обращаюсь к вам, к Организации Объединенных Наций, Комитету защиты прав человека, Международному Обществу Красного Креста, постоянному секретариату Комитета солидарности народов стран Азии и Африки, Международному демократическому союзу юристов, журналистам, носителям гуманизма. Придите и посмотрите на бесчеловечные поступки, совершаемые по отношению к нашему народу в Ираке, посмотрите, как убивают сотни людей, как разрушаются тысячи домов, бомбами и напалмом поджигаются деревни и посевы, как выселяются тысячи стариков, детей и женщин" [Цит. по: 29, с. 143]. Касаясь требования правительства Касема "капитулировать и сдать оружие", Барзани отмечал: "Не мы, а подлинные заговорщики должны сложить оружие и предстать перед народным судом. Мы не нуждаемся в амнистии, ибо мы никого не притесняем, а всего лишь защищаем наши законные права. Амнистируют тех, кто совершил преступление против народа. Мы добиваемся признания законных прав курдского народа, вместо личной диктатуры требуем законодательную власть и признания политических, экономических и социально-культурных прав курдского народа в Иракской республике как самостоятельного народа" [Цит. по: 29, с. 143]. В этом заявлении Барзаии призывал Комитет защиты прав человека прислать комиссию для обследования положения курдов, а Международное Общество Красного Креста спасти жизнь тысячам детей, стариков и женщин. В этом же заявлении приводились многочисленные факты о жестоком обращении иракских войск с повстанцами. Так, например, в районе Дербенди Базиян офицер иракской армии в присутствии тысячи офицеров и солдат без суда и следствия застрелил группу курдских повстанцев. Один из повстанцев, Мухамед Амин Мирхан, был тяжело ранен и сдался иракским властям. "На третий день его пребывания в больнице один из иракских военнослужащих покончил с ним, когда он спал..." [Цит. по: 29, с. 143].
В конце марта 1962 г. правительственные вооруженные силы предприняли новые яростные атаки на позиции повстанцев с целью возвратить утраченные ими зимой районы. Весеннее наступление иракских войск было самым большим с начала военных действий. Потери среди личного состава иракских войск и курдского гражданского населения исчислялись тысячами. Воздушными бомбардировками и напалмом было уничтожено около сотни курдских деревень. Правительство продолжало посылать на север новые подкрепления. А курдские вооруженные отряды наносили ощутимые удары по правительственным силам. В результате успешных операций курды значительно расширили сферу своего влияния и фактически установили контроль над всеми северными районами Ирака, т.е. Курдистаном, начиная от Мосула и до горного района близ турецко-иракской границы, а также над северо-восточным районом к югу от Сулеймании. Повстанцы наладили регулярную связь с мирным курдским населением. Последнее оказывало им материальную и иную помощь. Искусно маневрируя в труднопроходимых горных районах, курдские вооруженные силы тем самым избегали больших потерь в боях против иракской армии. Чтобы прервать связь повстанцев с населением, иракские военно-воздушные силы продолжали уничтожать деревни бомбами и ракетами [29, с. 140].
Один иностранный наблюдатель, специально побывавший в Ираке весной 1962 г. для ознакомления с событиями в Курдистане, следующим образом описывает связь повстанцев с населением и репрессии властей. "Повстанцы часто спускаются в деревни для получения продовольствия, оружия и пр. Правительственные самолеты прилетают, чтобы уничтожить эти деревни... но обычно успевают это делать только после того, как повстанцы уже уйдут оттуда. В результате имеются большие потери среди населения, в том числе среди женщин и детей... Войска прибывают вслед за бегущими из деревень курдами, чтобы грабить лавки и дома в отместку за помощь, оказываемую повстанцам" [Цит. по: 29, с. 140].
По данным повстанцев, с начала военных действий в Курдистане и до весны 1962 г. более чем 80000 курдов остались без крова. Проблема беженцев была одной из труднейших для руководителей восстания. Они пытались добиться помощи Международного Красного Креста, но безрезультатно... Для оказания такой помощи требовалось формально обращение аналогичного общества данной страны, что иракское общество Красного Полумесяца отказалось сделать. В результате огромное количество женщин, стариков и детей остались без продовольствия и надлежащей медицинской помощи [29, с. 140].
Несмотря на то, что силы Барзани были сравнительно малочисленными и плохо вооружены, они успешно вели операции против правительственных войск. Так, в начале апреля 1962 г. повстанцы напали из засады на бригаду иракской армии между городами Дохук и Захо. Каратели понесли значительные потери в людях и технике. Было убито более 300 человек, захвачено много оружия и боеприпасов. 15-16 апреля 1962 г. в районе Захо курдский отряд во главе с Исай Суваром организовал успешную атаку на целую колонну иракской армии, во время которой 81 человек был убит и 133 человека ранено, а 221 солдат и офицер взято в плен [29, с. 140].
Естественно, при таких условиях иракская армия не имела никаких шансов справиться с восстанием. Весенне-летнее наступление иракцев провалилось, несмотря на то, что в нем принимали участие 20 армейских и полицейских батальонов. Уже в марте Бразани организовал засаду в Галие Спи, близ Захо, в результате чего было убито большое количество солдат, 150 человек было взято в плен, захвачено 36 БТР-ов, 10 минометов, 6 пулеметов, 260 винтовок и автоматов, 40 ящиков патронов. Это была первая крупная победа партизан. В мае "Монд" писала: "В настоящее время партизаны владеют территорией 400 км. длиной и 150 км. шириной... Основные дороги Северного Ирака фактически не контролируются, несмотря на то, что 30-тысячная иракская армия находится в сфере военных действий". "Силы Барзани, - сообщал швейцарский журналист Дик Андерсен, - значительно упрочили свои позиции, особенно после мартовского наступления правительственных сил, во время которого курды уничтожили один батальон иракской армии. Через месяц целых 29 дней курды держали в окружении еще два батальона. Их разоружили и отпустили. В августе 1962 г. повстанцы окружили одно большое подразделение иракской армии в районе Ревандуза" [Цит. по: 3]. Действительно, курды, благополучно отбив натиск иракцев, в июле сами перешли в наступление. "Ныне наступаем мы, - говорил Барзани, - и центром нашего предстоящего удара будет Шаклава. Противник потерял способность атаковать" [Цит. по: 3].
В конце мая-начале июня 1962 г. бои в Курдистане приняли ожесточенный и развернутый характер. Курдские отряды в местечке Квейра в районе Киркука нанесли крупное поражение правительственным силам. К курдским повстанцам присоединялись все новые группы, при этом они даже приобрели тяжелую артиллерию. В районе Мосула повстанцы овладели укрепленным военным пунктом Пишдара и взяли в плен 1300 иракских солдат. "Несмотря на хвастливые заявления багдадского правительства, - писала французская газета "Монд", - сообщения различных источников, которые, кстати, совпадают, показывают, что курдское восстание в Ираке расширяется и принимает все более упорный характер. В настоящее время партизаны владеют территорией в 400 км длиной и 150 км шириной... Основные дороги северного района страны властями фактически не контролируются, несмотря на то, что 30-тысячная иракская армия находится в сфере военных действий" [Цит. по 29, с. 145].
В середине июля 1962 года силы ДПК предприняли новое наступление против правительственной армии. Сражения разыгрались у турецко-иракской границы, южнее гор Хаккяри, где повстанцы сбили 4 исракских военных самолета. Но основные удары повстанцев были направлены на районы Шаклавы и Ревандуза, имея целью соединить оба фронта - Южный и Северно-Западный. Успех был полный. "Если бы вы в то время прошли по равандузским горам, - писал корреспондент "Нью-Йорк Таймс", - вы увидели бы костры окруженных иракских войск" [Цит. по: 3]. Силы Барзани и Ибрагима Ахмеда соединились, и весь Иракский Курдистан, за исключением крупных городских центров, оказался под контролем восставших. Да и в города Барзани не входил, по его словам, не потому, что не мог этого сделать, а для того, чтобы не подвергать их ужасам бомбардировок.
Многие курды различной социальной принадлежности, симпатизирующие движению курдов, вступили в ряды бойцов за автономию. Возмущенные жестокостями карательных действий иракской армии, курдские крестьяне малыми и большими группами вливались в повстанческую армию. Курдские полицейские, офицеры и солдаты, служившие в иракской армии, в свою очередь пользовались удобным случаем, чтобы перейти на сторону сражающихся курдов.
Правительству оставалось только усиливать бомбежки курдских деревень. Всего за первый год войны было уничтожено 150 деревень и два районных центра, 100 тысяч человек лишились крова и стали беженцами. Одновременно была введена блокада Курдистана: в страну полностью перестали поступать товары и продовольствие. Но ничто уже не могло изменить ситуации. Освободительная Армия достигла численности 20 тысяч человек - "пешмарга", что в переводе с курдского буквально означает "глядящие в лицо смерти", как стали тогда называть партизан. Становилось очевидным, что первый раунд борьбы за Курдистан багдадский режим проиграл, причем с разгромным счетом. И это, несомненно, стало одним из важных факторов, ускоривших падение Абдул Керима Касема.
Но главным политическим просчетом Касема была амнистия своего старого друга и соратника, а затем смертельного врага Абдул Саляма Арефа. После освобождения Ареф немедленно возглавил офицеров-националистов, недовольных слабым и неспособным режимом, и начал, по собственному позднейшему выражению "готовить новую революцию". Видную роль среди заговорщиков играл полковник Тахир Яхъя, между прочим участвовавший в заговоре 1959 г., приведшем к мосульским событиям. Заговорщики, в свою очередь, вступили в контакт со всеми политическими противниками Касема и прежде всего с баасистами. Было решено привлечь на свою сторону и Барзани, по логике: "враг моего врага - мой друг".
В феврале 1962 года к Ибрагиму Ахмеду прибыл представитель заговорщиков - молодой офицер-курд. Он привез письмо Яхъи, просившего о поддержке или хотя бы лояльном отношении к заговору. После консультаций Ахмед от имени партии направил Яхъе ответ, в котором выдвигал свои условия: автономии и включение в правительство курдских министров, рекомендованных Барзани. Тахео Яхья уклонился от письменных обязательств и ограничился устным обещанием включить после переворота в кабинет министров Ирака министров-курдов, рекомендованных Барзани. [27, с. 46].
Рано утром 8 февраля 1963 года воинские части, действовавшие по приказу Арефа, вошли в Багдад и окружили военное министерство, где находился рабочий кабинет Касема. Касем до последнего отстреливался в подвале дворца, наконец, поняв, что все проиграно, утром 10 февраля, вышел из подвала и отбросив автомат с расстрелянным рожком, сдался. Его доставили в Дом Радио и там, после короткого "суда", расстреляли, привязав к стулу. Пленку со сползшим со стула мертвым Касемом потом целый день крутили по телевидению.